fandom

основной информационный блок, заполняйте как вам покажется удобнее.

прохожу по акции
игровые особенности: здесь перечисляются собственные особенности / пожелания к соигрокам, указывается непереносимость птиц-троек/первого-второго лиц/все, что вы хотите рассказать о себе. весь пункт можно опустить при желании

<div class="lz">название фэндома</div><div class="lz1">текст, кратко характеризующий вашего персонажа (можно добавлять пункт/ы, но красивые цитаты бережем для подписи и оставляем лз ёмким) <br>ссылка на вашу вторую половинку оформляется в таком виде <a href="ссылка на профиль">текст</a> </div>

Отредактировано артурка (2021-06-05 01:08:41)

red dead redemption

▸Отец Артура был мелким преступником, за что в свое время был арестован, когда мальчику исполнилось 11 лет. После его смерти в память от него осталась только изношенная шляпа, которую Артур хранит по сей день.
▸В возрасте 13-ти лет, Артур попал под крыло Датча Ван дер Линде. Эта встреча определила его дальнейшую жизнь как преступника, из которой всегда выход только один.
▸В какой-то момент Артур встречает Мэри и влюбляется так, как это и бывает в первый раз. Тем не менее девушка бросает его, не желая пребывать в банде и связывать свою жизнь с этим.
▸Спустя время Артур встречает Элизу — молодую официантку, с которой у него случается роман. Это не была связь, которую Морган воспринимал всерьез, но когда оказалось, что девушка беременна — как порядочный мужчина, он не бросил ее одну. В виду своей непростой жизни Артур посещал сына и Элизу раз в несколько месяцев — она знала о его делах, но не была против поддержки. Когда в одно из таких посещений Артур вернулся и встретился с двумя могилами у дома, что-то в нем поменялось навсегда.
▸Пребывая в банде Ван дер Линде около 20-ти лет, Артур имеет большую лояльность Датча, который своего рода является для него почти отцом, но тем не менее последние действия лидера заставляют Артура снять пелену с глаз и взглянуть на ситуацию под другим углом. Жаль, что широко и ясно глаза его откроются поздно и по не самым приятным причинам.

По вот этому талону
игровые особенности: я парень простой. Проставляете заглавные и прогоняете посты через ворд? Мне уже норм. В остальном — открыт для предложений, всегда можно о чем-то договориться.

— эй, уродец!

— уродец, правда, что твоя мать сбежала от тебя? бросила, но забрала с собой старших?

на улице и дома зовут только так — и он почти забывает что на самом деле у него есть имя. он забывает, как выглядит лицо, потому что обматывает его тряпьем, прячась от ненужного внимания, но толку от этого немного, все дети столицы хорошо помнят мальчишку, которого видят на улице не реже беспризорников. у него есть дом, есть отец и мачеха, есть имя, и на каждое упоминание матери или оскорбление он бросается с воем в драку, машет кулаками, пинается и кусает, пока не победит — или пока не изобьют его самого.

на самом деле, кроме этого воя и ярости у него нет ничего.

на улице лучше. дома бьют больнее, у отца тяжелая рука и бьет он по лицу, будто помнит, даже не видя из-за слоев тряпок, алый глаз. дурное знамение. от тебя одни беды. когда же ты уже издохнешь в какой-нибудь канаве — бросает мачеха в один из дней. отец молчит — думает о том же. нет нужды говорить очевидного, он знает, что хоть и не делает ничего плохого, если дурное случится — в этом обвинят его. что из-за него ушла мать, а до этого чуть не умерла сестра, разорился отец. знает потому что ему так говорят, НО ОН НЕ ДЕЛАЛ НИЧЕГО ПЛОХОГО.

иногда, а потом все чаще думает — не лучше ли было бы, если бы он разбился тогда во время церемониального шествия, если бы очередной удар вытряс из него душу, если бы полуголодный и замерзший правда свернулся в канаве. не может быть все это хуже каждодневного презрения, смешанного со страхом, вдруг следующая жизнь окажется не такой невыносимой как эта.

даже воспоминания теплых объятий рук в белых рукавах со временем перестали приносить облегчение; кажется, единственное, что еще держало его на этом свете — это необходимость строго менять цветок в руке простенькой статуи Его Высочества наследного принца. Она была слишком уж неказиста и не передавала и долю красоты настоящего принца — а ныне божества, но в маленькой молельне не могло быть другой роскоши. В меру своих возможностей он присматривал за ней, убирал, носил цветок и частенько ночевал внутри, если поздно не было прихожан. молился. никогда не получая ответа, не очень на него и рассчитывая. пока в один день негромкий мягкий голос, раздавшийся будто из ниоткуда не заставил его всего затрепетать.

пока не дал ему смысл.

пока этот смысл, что рос вместе с ним, не превратился в восхищение, фанатичную преданность и готовность отдать жизнь, принять на себя все тяготы, сделать что угодно для Его Высочества.

неважно ненавидели ли его прочие, разрушая по всему государству саньлэ роскошные храмы и разбивая статуи, неважно почитали ли, забыли или восхищались, хвалили или оскорбляли — он никогда не сомневался в своем божестве. он никогда не забывал и не отворачивался от веры в него.

этого было недостаточно.

он умер на поле боя, сражаясь за саньлэ — нет, за его принца — не сомневаясь и не боясь.

но этого было недостаточно.

упрямый дух цеплялся за жизнь так отчаянно, что никак не был способен отправиться в забытье, попасть в круг перерождения. он еще мог что-то сделать и быть полезным, попытаться уберечь юное и прекрасное божество, единственное в целом мире невзначай и походя оказавшее ему милость.

но этого было недостаточно.

жалкий и беспомощный, как мог он защитить хоть кого-то? как мог надеяться быть полезным, будучи лишь слабым огоньком, отголоском собственной души, не способной упокоиться. он только мог смотреть на то, как мучается покинутый всеми Его Высочество, как рок и неудачи преследуют его, словно тогда он своими объятиями перенял их себе. как сказать, как дозваться — чтобы он знал, что не одинок, никогда не будет. бестолковый призрачный огонек лишь вился вокруг. ему нужно было вернуться, как-то обрести силы, чтобы быть способным хотя бы как прежде отстаивать свое обожаемое божество в бою.

но он не успевает обрести ни силу, ни даже форму.

ту ночь ничто не вытравит из его памяти, ее картины каленным железом отпечатались, яркие и страшные. Его Высочество — кричащий от боли, раз за разом пронзаемый клинком в руках сменяющих друг друга вереницы людей. беспомощный, всегда вступавшийся за тех, от кого сейчас страдал, будучи божеством не способный умереть. но способный чувствовать боль. эта боль, это лицо искаженное ею, тело, насквозь пропитанное кровью и десятками глубоких ран... оборванный крик о помощи.

кажется, он кричит тоже. кажется, будто прими он каждый удар вместо наследного принца — было бы не так мучительно. сама его суть рвется на части от невыносимой агонии, пока он бьется в стиснувших пальцах, способный только смотреть, пока, наконец, не вырывается — или безликий бай со смешком отпускает — и с диким безумным воплем не вспыхивает, выжигая дочерна каждого живого, кто находился рядом.

тело на постаменте... разве его можно назвать живым?

яснее ясного, что ему следовало делать отныне. нужно обрести силу, такое могущество, чтобы всегда быть способным защитить его.

и пальцем не дать притронуться никому, никогда. следовать тенью, выполняя любое желание, предугадывать его, неважно в чем оно будет состоять.

так он и поступал, до тех пор, пока не потерял Его Высочество, приняв на себя всю мощь проклятия, что предназначалась ему. но душа не развеялась совсем, спустя время он снова обрел форму. но как бы не искал след Его Высочества, всегда приходил слишком поздно, когда тот, низвергнутый с небес во второй раз, уже покинул эти места.

ему пришлось сотворить себя заново — дать себе имя, создать дьявольский клинок, вложив в него собственный вырванный глаз, пройти медную печь чтобы стать непревзойденным, одним из самых могущественных существующих демонов, сжать в своей горсти всю власть, которую только мог заполучить. основать демонический город, отомстить тем, кто посмел столетия назад посмеяться над наследным принцем в самые тяжелые его времена, собрать сотни могущественных артефактов, обзавестись агентами как на земле, так и на небесах, все для того, чтобы наконец, после третьего вознесения Его Высочества, разыскать его, спустя долгие столетия.

ведь ничего не изменилось. его помыслы — не изменились.

он его верный последователь до скончания этого света.

игровые особенности: медленный, объем в среднем 5к, может незначительно отклоняться туда-сюда. люблю пообсуждать и похэдканонить. пишу без тройки, к чужим постам и их частоте требований не предъявляю, но люблю содержание и вхарактерность.

Как проснусь еще посижу над этим дерьмом 

— эй, уродец!

— уродец, правда, что твоя мать сбежала от тебя? бросила, но забрала с собой старших?

на улице и дома зовут только так — и он почти забывает что на самом деле у него есть имя. он забывает, как выглядит лицо, потому что обматывает его тряпьем, прячась от ненужного внимания, но толку от этого немного, все дети столицы хорошо помнят мальчишку, которого видят на улице не реже беспризорников. у него есть дом, есть отец и мачеха, есть имя, и на каждое упоминание матери или оскорбление он бросается с воем в драку, машет кулаками, пинается и кусает, пока не победит — или пока не изобьют его самого.

на самом деле, кроме этого воя и ярости у него нет ничего.

на улице лучше. дома бьют больнее, у отца тяжелая рука и бьет он по лицу, будто помнит, даже не видя из-за слоев тряпок, алый глаз. дурное знамение. от тебя одни беды. когда же ты уже издохнешь в какой-нибудь канаве — бросает мачеха в один из дней. отец молчит — думает о том же. нет нужды говорить очевидного, он знает, что хоть и не делает ничего плохого, если дурное случится — в этом обвинят его. что из-за него ушла мать, а до этого чуть не умерла сестра, разорился отец. знает потому что ему так говорят, НО ОН НЕ ДЕЛАЛ НИЧЕГО ПЛОХОГО.

иногда, а потом все чаще думает — не лучше ли было бы, если бы он разбился тогда во время церемониального шествия, если бы очередной удар вытряс из него душу, если бы полуголодный и замерзший правда свернулся в канаве. не может быть все это хуже каждодневного презрения, смешанного со страхом, вдруг следующая жизнь окажется не такой невыносимой как эта.

даже воспоминания теплых объятий рук в белых рукавах со временем перестали приносить облегчение; кажется, единственное, что еще держало его на этом свете — это необходимость строго менять цветок в руке простенькой статуи Его Высочества наследного принца. Она была слишком уж неказиста и не передавала и долю красоты настоящего принца — а ныне божества, но в маленькой молельне не могло быть другой роскоши. В меру своих возможностей он присматривал за ней, убирал, носил цветок и частенько ночевал внутри, если поздно не было прихожан. молился. никогда не получая ответа, не очень на него и рассчитывая. пока в один день негромкий мягкий голос, раздавшийся будто из ниоткуда не заставил его всего затрепетать.

пока не дал ему смысл.

пока этот смысл, что рос вместе с ним, не превратился в восхищение, фанатичную преданность и готовность отдать жизнь, принять на себя все тяготы, сделать что угодно для Его Высочества.

неважно ненавидели ли его прочие, разрушая по всему государству саньлэ роскошные храмы и разбивая статуи, неважно почитали ли, забыли или восхищались, хвалили или оскорбляли — он никогда не сомневался в своем божестве. он никогда не забывал и не отворачивался от веры в него.

этого было недостаточно.

он умер на поле боя, сражаясь за саньлэ — нет, за его принца — не сомневаясь и не боясь.

но этого было недостаточно.

упрямый дух цеплялся за жизнь так отчаянно, что никак не был способен отправиться в забытье, попасть в круг перерождения. он еще мог что-то сделать и быть полезным, попытаться уберечь юное и прекрасное божество, единственное в целом мире невзначай и походя оказавшее ему милость.

но этого было недостаточно.

жалкий и беспомощный, как мог он защитить хоть кого-то? как мог надеяться быть полезным, будучи лишь слабым огоньком, отголоском собственной души, не способной упокоиться. он только мог смотреть на то, как мучается покинутый всеми Его Высочество, как рок и неудачи преследуют его, словно тогда он своими объятиями перенял их себе. как сказать, как дозваться — чтобы он знал, что не одинок, никогда не будет. бестолковый призрачный огонек лишь вился вокруг. ему нужно было вернуться, как-то обрести силы, чтобы быть способным хотя бы как прежде отстаивать свое обожаемое божество в бою.

но он не успевает обрести ни силу, ни даже форму.

ту ночь ничто не вытравит из его памяти, ее картины каленным железом отпечатались, яркие и страшные. Его Высочество — кричащий от боли, раз за разом пронзаемый клинком в руках сменяющих друг друга вереницы людей. беспомощный, всегда вступавшийся за тех, от кого сейчас страдал, будучи божеством не способный умереть. но способный чувствовать боль. эта боль, это лицо искаженное ею, тело, насквозь пропитанное кровью и десятками глубоких ран... оборванный крик о помощи.

кажется, он кричит тоже. кажется, будто прими он каждый удар вместо наследного принца — было бы не так мучительно. сама его суть рвется на части от невыносимой агонии, пока он бьется в стиснувших пальцах, способный только смотреть, пока, наконец, не вырывается — или безликий бай со смешком отпускает — и с диким безумным воплем не вспыхивает, выжигая дочерна каждого живого, кто находился рядом.

тело на постаменте... разве его можно назвать живым?

яснее ясного, что ему следовало делать отныне. нужно обрести силу, такое могущество, чтобы всегда быть способным защитить его.

и пальцем не дать притронуться никому, никогда. следовать тенью, выполняя любое желание, предугадывать его, неважно в чем оно будет состоять.

так он и поступал, до тех пор, пока не потерял Его Высочество, приняв на себя всю мощь проклятия, что предназначалась ему. но душа не развеялась совсем, спустя время он снова обрел форму. но как бы не искал след Его Высочества, всегда приходил слишком поздно, когда тот, низвергнутый с небес во второй раз, уже покинул эти места.

ему пришлось сотворить себя заново — дать себе имя, создать дьявольский клинок, вложив в него собственный вырванный глаз, пройти медную печь чтобы стать непревзойденным, одним из самых могущественных существующих демонов, сжать в своей горсти всю власть, которую только мог заполучить. основать демонический город, отомстить тем, кто посмел столетия назад посмеяться над наследным принцем в самые тяжелые его времена, собрать сотни могущественных артефактов, обзавестись агентами как на земле, так и на небесах, все для того, чтобы наконец, после третьего вознесения Его Высочества, разыскать его, спустя долгие столетия.

ведь ничего не изменилось. его помыслы — не изменились.

он его верный последователь до скончания этого света.

медленный, объем в среднем 5к, может незначительно отклоняться туда-сюда. люблю пообсуждать и похэдканонить. пишу без тройки, к чужим постам и их частоте требований не предъявляю, но люблю содержание и вхарактерность.